Вера и Надежда летят на юг - это рассказ о человеческой жестокости и доброте.
Второй из рассказов о приключениях двух старушек из Мидоубэнк Хоум.
Второй из рассказов о приключениях двух старушек из Мидоубэнк Хоум.
Как это мило с вашей стороны послушать, о чем болтают две старые воблы, которым больше нечем заняться. Может для вас это странно, но жизнь у нас не стоит на месте и всегда что-то происходит. Да, да здесь в Мидоубэнк Хоум. И сплетни, и драмы, и фарс. Поверьте, иногда Мидоубэнк Хоум все равно, что Уэст Энд. Я так всегда говорю своему сыну Тому, когда он навещает меня. Его краткосрочные визиты напоминают забег на короткую дистанцию: бесконечные звонки, цветы, купленные на скорую руку на заправочной станции (всегда хризантемы, официальные и печальные, как соболезнования) и волнующие рассказы о внешнем мире. Ну нет, конечно, не совсем так. Разговоры Тома, как и его цветы, целенаправленные, прозаические и успокаивающе-безвкусные, но он все же приходит, храни его Господь. И, поверьте, это много, гораздо больше, чем у других здешних персонажей с их жизнями, похожими на "мыльную оперу", руководящими постам и трогательной верой в то, что время остановилось где-то в шестидесятых (или по крайней мере должно было), со всеми их неприглядными, аккуратно подоткнутыми, чтобы скрыть от чужих глаз, морщинами. Но что скрывать? Уж мы с Хоуп знаем все это, как нельзя лучше.
Знаете, я думаю, что слепая Хоуп, ценит эти визиты даже больше, чем я. Конечно, в пансионате стараются нас развлечь, но когда ты профессор Кембриджа, привыкшая к театрам и коктейлям, майским пикникам и рождественским концертам в Королевской опере, тебе сложно по настоящему оценить такие пустяки, как ночные игры в бинго по вторникам. С другой стороны всегда можно научиться ценить даже маленькие удовольствия, потому что, как говаривал один старый французский друг Хоуп, даже Сизифа можно представить счастливым (Сизиф, если вы не знаете, - парень, навечно обреченный богами катить в гору тяжелый камень). Я, конечно, не интеллектуалка, как Хоуп, но думаю, что мне понятна его мысль: привыкнуть можно ко всему.
Безусловно, в таком месте, как наше, всегда найдуться недовольные. Вот например, Полиш Джон, чье польское имя никто не может даже произнести, в жизни никому не сказал ни одного доброго слова. Или мистер Браун, хоть и немец, но с приличным чувством юмора, однако постоянно впадает в депрессию, когда по телевизору показывают военные фильмы. Или миссис Своден, ей завидуют все постояльцы, потому что ее берут на выходные, хотя бы один раз в месяц! Ее навещают внуки, миловидная невестка дарит ей подарки. Но миссис Своден непрерывно стонет. То ей скучно, то дети приходят не так часто, то у нее все болит, еда ужасная и никто не знает, как она страдает. Миссис Своден единственная (кроме Лорэн, нашей новой медсестры), кто смог вывести Хоуп из себя.
Мы с Хоуп все еще держимся. Как Сара из "Маленькой принцессы", (в детстве это была любимая книга Хоуп, и в последний месяц, после того, как мы закончили "Лолиту", я перечитываю ее для нее). Мы стараемся, очень стараемся не позволять миссис Своден отравлять нам жизнь. Мы получаем удовольствие, где только можем, мы стараемся вести себя, как принцессы, даже если мы далеко не принцессы. Разумеется, это вызывает неодобрение. И, разумеется, что в нашу бочку меда всегда норовят подмешать ложечку дегтя. Как, например, на этой неделе, 10-го августа, в день нашей ежегодной поездки к морю.
Каждый год в августе нас вывозят к морю. Это однодневная поездка туда-и-обратно. Всех нас запихивают в толстый оранжевый автобус, с пледами, корзинками для пикника и термосами с чаем. Сопровождают нас оживленные или встревоженные (в зависимости от образа) медсестры Мидоубэнк Хоум. Хоуп называет этот автобус "Экспресс нетерпения до Блэкпула".
Каждый год в августе нас вывозят к морю. Это однодневная поездка туда-и-обратно. Всех нас запихивают в толстый оранжевый автобус, с пледами, корзинками для пикника и термосами с чаем. Сопровождают нас оживленные или встревоженные (в зависимости от образа) медсестры Мидоубэнк Хоум. Хоуп называет этот автобус "Экспресс нетерпения до Блэкпула".
Я всегда любила Блэкпул. Раньше мы ездили туда каждый год. Знаете, когда Том был маленький, я помню, как смотрела, на него, как он играл с камушками в маленькой лужице, пока Питер лежал и спал на теплом, сером песке, а волны накатывали туда и обратно на гладкую гальку. В те дни это было наше место. Мы всегда снимали один и тот же гостевой дом, где нас все знали, где миссис Нимс готовила яичницу с беконом на завтрак и всегда ворковала: "Боже мой, как вырос Том!" После купания мы ходили в один и тот же чайный магазин, чтобы выпить горячего шоколада и согреться после холодной воды, а на ланч в "Счастливую пикшу", маленький недорогой ресторанчик. Может быть поэтому я до сих пор люблю это место. Длинные пляжи, вереницу магазинов, пирс и порт, где во время высокого прилива волны с грохотом обрушиваются на дорогу. Хоуп любит все это заочно. Конечно, можно было бы подумать, что Блэкпул слишком топорен для нее, ведь она привыкла проводить свой отпуск на Ривьере. Но Хоуп никогда ничего подобного не говорила и всегда ждала этого путешествия с не меньшим энтузиазмом и волнением, чем я. В этот раз волнение было невыносимо и многократно сильнее. В этот раз Лорэн сказала нам, что мы не поедем.
Лорэн наша новая медсестра, крашенная блондинка с нарисованными губами и въевшемся запахом жвачки и сигарет, сменившая Келли, которая была такой доверчивой и безобидной. Она сразу стала любимицей Морин, нашего главного менеджера. У Лорэн, кстати, тоже есть свои любимчики. Мы с Хоуп среди них не значимся. В отсутствие Морин, а это случается раз в месяц, она устанавливает свое авторитарное правление в Резидентском холле. Устраивает там чаепитие и баламутит всеобщее спокойствие. Миссис Своден, ее преданная поклонница, говорит, что Лорэн единственная во всем Мидоубэнк Хоум, кто способен искренне понять и посочувствовать, неудивительно, ведь все их разговоры вращаются только вокруг миссис Своден, ее недостойного сына и того, сколько он получит в наследство после ее смерти. Так или иначе, но уже через пару месяцев этой дружбы Лорэн удалось убедить миссис Своден в том, что сын ею непозволительно пренебрегает.
"Охотница за чужим горем," - сказала однажды Хоуп. В местах, подобных Мидоубэнк Хоум, время от времени появляются такие личности - недовольные жизнью, вкрадчивые, льстивые девушки, распространяющие свой яд исподтишка. Этот яд впитывается в тебя, ты привыкаешь к нему, и вот наступает окончательная зависимость, тогда-то они и потешаются над тобой. Но эйфория от такого удовольствия быстро испаряется, и простых насмешек уже недостаточно. Для таких людей наивысшее наслаждение - жалость к себе и жестокость к ближнему. Такова Лорэн. Морин тоже не добрая самаритянка со своей коммивояжерской улыбкой, набором правил и обязательных развлечений, но все же она лучше. Для Лорен мы с Хоуп слишком умны для своего возраста, и при каждом удобном случае она пытается нам насолить и украсть у нас те маленькие радости, которые еще остались.
К примеру, наше путешествие в Блэкпул.
Позвольте мне вам объяснить. Несколько месяцев назад мы с Хоуп сбежали из пансиона. Небольшое путешествие в Лондон, только и всего. Но для персонала Мидоубэнк Хоум это было все равно, что побег из тюрьмы. Случилось это как раз перед сменой Морин и Лорэн. Я хочу вам сказать, что даже мысль о таком неповиновении приводила Морин в ужас. Лорен, хотя и была потрясена в равной степени, но по другим причинам. Она говорила с нами своим липким тоном медсестры-учительницы, объясняя, как гадко и непозволительно глупо мы поступили, как все они волновались за нас и были возмущены нашим поведением, и наименьшее наказание, которого мы заслуживаем - это пропустить августовскую поездку в Блэкпул. Поэтому нас не застраховали, и мы остаемся на попечении санитара Криса и медбрата Унылого Гарри.
Застрахуй мою ногу! Раньше нас никогда не страховали перед поездками. Правила поменялись с приходом Морин. Во главу угла встали Здоровье и Безопасность. Перед каждой, даже самой незначительной поездкой приобретались страховки, подписывались договоры и разрешения, проводилась целая куча административных процедур.
-Сожалею, девочки, у вас был шанс, - целомудренно говорила Лорэн, - правила есть правила, и, уверена, не стоит ждать, что Морин изменит их исключительно ради вас.
Я должна сказать, что мне всегда не нравилось, что Том должен подписывать какой-то там договор. Это напоминало мне те времена, когда он приносил из школы листок, требующий письменного разрешения родителей на его поездку во Францию или Италию. Если честно, мы с мужем не могли себе позволить такие путешествия, но все равно оплачивали и отпускали его. Том был хорошим мальчиком, это было полезно для его будущего, да и Питеру не хотелось выставлять ребенка в неприглядном свете перед друзьями. Сейчас, конечно, Том проводит свой отпуск в других местах - Нью-Йорк, Флорида, Сидней, Тенерифи. Правда до сих пор так и не пригласил ни в одну из своих поездок меня. Он всегда был таким прагматичным. Бедный мальчик! Ну разве он может представить себе, что я способна нестись со свистом по Черному треку горнолыжного Валь д`Изера, или слушать серенады в Венеции, или наслаждаться жизнью, вальяжно раскачиваясь в гамаке на Гавайях, держа в каждой руке по коктейлю? По-моему, он все еще думает, что Блэкпул - это все, о чем я могу мечтать.
Хоуп, редко показывает свои чувства. От меня-то их сложно утаить, потому что я ее знаю, как никто другой, но вот Лорэн не удалось получить вожделенного удовлетворения от своей нотации.
-Блэкпул? - сказала Хоуп своим отвратительным кембриджским тоном, - видишь ли, Лорэн, это несколько не моя чашечка чая. В свое время у нас была вилла в Эз-сюр-Мер на французской Ривьере. Мы ездили туда два раза в год, когда росла Присс. В те дни это было тихое и спокойное место, не кишащее, как сейчас, киношниками и знаменитостями. Но и тогда мы, время от времени, заваливались в Канны, если нам хотелось по-настоящему развлечься. Хотя, конечно, большую часть времени мы плавали в бассейне или ходили под парусом на яхте Ксавье, Ксавье это друг Керри Гранта, мы с Керри несколько раз...
В этот момент я засмеялась так сильно, что чуть не пролила свой чай.
-Все в порядке, - сказала я, касаясь ее руки, - она ушла.
Хоуп, редко показывает свои чувства. От меня-то их сложно утаить, потому что я ее знаю, как никто другой, но вот Лорэн не удалось получить вожделенного удовлетворения от своей нотации.
-Блэкпул? - сказала Хоуп своим отвратительным кембриджским тоном, - видишь ли, Лорэн, это несколько не моя чашечка чая. В свое время у нас была вилла в Эз-сюр-Мер на французской Ривьере. Мы ездили туда два раза в год, когда росла Присс. В те дни это было тихое и спокойное место, не кишащее, как сейчас, киношниками и знаменитостями. Но и тогда мы, время от времени, заваливались в Канны, если нам хотелось по-настоящему развлечься. Хотя, конечно, большую часть времени мы плавали в бассейне или ходили под парусом на яхте Ксавье, Ксавье это друг Керри Гранта, мы с Керри несколько раз...
В этот момент я засмеялась так сильно, что чуть не пролила свой чай.
-Все в порядке, - сказала я, касаясь ее руки, - она ушла.
- Боже, - вздохнула Хоуп, - ненавижу представления, но иногда...
Лорэн наблюдала за нами из дальнего конца Резидентского холла с досадой и задумчивостью на лице.
-Иногда это того стоит, - закончила я, усмехнувшись, - ради того только, чтобы увидеть вот такое лицо этой женщины.
Хоуп, которая не могла его видеть, улыбнулась.
-Так или иначе, но Блэкпула не будет, - сказала она, наливая чай в одну из мидоубэнкхоупских чашек, - ну что ж, будет следующий год, если Бог даст, будь добра, Фэйт, передай мне мои таблетки для пищеварения.
Следующий год, следующий год. Все это прекрасно и замечательно, когда вам двадцать пять. Но в нашем возрасте следующий год - это не то, на что каждый из нас может рассчитывать. Мы то с Хоуп еще в порядке не то, что, к примеру, миссис Макалистер, которая вряд ли знает, какой сегодня день, или мистер Баннерман, чьи легкие словно сито, и которому по ночам подключают дыхательный аппарат, чтобы он не задохнулся во сне. Однако, старый болтливый пьяница, все равно дымит, как вулкан, огрызаясь, что никто, черт возьми, не мечтает жить вечно.
Лорэн наблюдала за нами из дальнего конца Резидентского холла с досадой и задумчивостью на лице.
-Иногда это того стоит, - закончила я, усмехнувшись, - ради того только, чтобы увидеть вот такое лицо этой женщины.
Хоуп, которая не могла его видеть, улыбнулась.
-Так или иначе, но Блэкпула не будет, - сказала она, наливая чай в одну из мидоубэнкхоупских чашек, - ну что ж, будет следующий год, если Бог даст, будь добра, Фэйт, передай мне мои таблетки для пищеварения.
Следующий год, следующий год. Все это прекрасно и замечательно, когда вам двадцать пять. Но в нашем возрасте следующий год - это не то, на что каждый из нас может рассчитывать. Мы то с Хоуп еще в порядке не то, что, к примеру, миссис Макалистер, которая вряд ли знает, какой сегодня день, или мистер Баннерман, чьи легкие словно сито, и которому по ночам подключают дыхательный аппарат, чтобы он не задохнулся во сне. Однако, старый болтливый пьяница, все равно дымит, как вулкан, огрызаясь, что никто, черт возьми, не мечтает жить вечно.
В любом случае я знаю, как много значат эти нечастые путешествия для Хоуп. Я наслаждаюсь ими, хотя множества знакомых мне мест уже просто нет. В Счастливой Пикше сейчас Ирландский паб, гостевые домики, снесены под новую застройку. Хоуп же, благодаря своей слепоте, может позволить себе не переживать этих мелких разочарований. Она может спокойно вдыхать запах блэкпулского моря, особенный запах британской стороны, запах прилива с тиной и моторным маслом, запах жареной рыбы, лосьона для загара, сладкой ваты и морской соли. Ей нравится шум волн, размеренные шипящие удары воды о прибрежную гальку, крики детей, пробующих пальцами воду, нравится ощущать песок под своими стопами. Мне в моей инвалидной коляске трудно сопровождать ее по мягкому песку, но Крис всегда отводит ее на пляж, ей нравится пружинящий треск голышей, где песок переходит в гальку. Она наслаждается нашими пикниками, которые мы всегда проводим, в той части пляжа, где может проехать мое кресло, там есть пологий склон, словно вымощенный булыжниками. У нас всегда с собой термос с чаем, пара сандвичей (все в соответствие с правилами: без тунца и яиц, чтобы не было аллергии) и по одному маленькому сказочно-розовому пирожному с ярко-красной желатиновой вишенкой на верхушке, как в далеком детстве. Хоуп нравится собирать ракушки - большие и толстые английские ракушки, чешуйчатые, с зазубринками по краям и перламутрово-гладкие внутри, а в карманы она всегда складывает отшлифованные круглые камушки. Все, что она не может увидеть, я могу ей описать, хотя по-моему Хоуп замечает даже больше, чем я. И это не шестое чувство, просто она всегда максимально использует свои возможности.
-Все будет хорошо, - успокаивала она меня, когда я в очередной раз жаловалась на то, что нас не взяли.
-У нас получится. Вспомни Сару.
-У нас получится. Вспомни Сару.
Вспомни Сару! Легко сказать. Все эти переживания не дают мне спать по ночам! Все это так мелко и несправедливо. "Правила есть правила", - так сказала Лорэн. Но мы обе знаем, почему нам отказали в удовольствии, как детям, которых поймали с сигаретами за сараем. Это власть. Как все, кто любит травить людей, Лорен, была слабым человеком, склонным унижать других. Мы никому не показывали своего разочарования, только Веселый Крис все видел. Он, конечно, сердился на нас за ту выходку, но все равно сочувствовал. Но ничем не мог нам помочь. Мы даже не пожаловались Морин, хотя лично я сомневаюсь, что из этого бы что-нибудь вышло. Вместо этого мы болтали о Ривьере, о запахе тимьяна, колышущегося на склонах холмов, о Средиземноморье с его сверхъестественными голубыми оттенками, о скумбрии, жареной на барбекю, коктейлях в бассейне, о девушках в купальниках в крапинку а-ля Исти-Бисти, как в песне, звучащей на палубе яхты под парусами, развивающимися словно крылья огромной неземной птицы.
И только Крис знал, как нам тяжело. Веселый Крис с серьгой в одном ухе и с неряшливыми, зачесанными назад волосами, собранными в хвост. На самом деле, он не был медбратом, хотя и выполнял эту работу меньше, чем за полцены. Он единственный, кто воспринимал нас, как людей, нормальных разумных существ, за это мы любили его.
-Не повезло, Бутч, - единственное, что он сказал, когда узнал, что мы не едем в Блекпул, но в этих словах было больше подлинного сочувствия, чем во всей приторной лекции Лорэн, и ухмыляясь, добавил - похоже, вы, дамы, клеитесь ко мне и, кажется, я тоже не против.
Я улыбнулась. Лорэн не любила Криса. Крис, хоть и не был медбратом, нравился всем постояльцам, он называл меня Бутч, а Хоуп Санденс и никому из начальства не выказывал подобающего уважения..
- Мы втроем будем петь старые песни, да?
-Не повезло, Бутч, - единственное, что он сказал, когда узнал, что мы не едем в Блекпул, но в этих словах было больше подлинного сочувствия, чем во всей приторной лекции Лорэн, и ухмыляясь, добавил - похоже, вы, дамы, клеитесь ко мне и, кажется, я тоже не против.
Я улыбнулась. Лорэн не любила Криса. Крис, хоть и не был медбратом, нравился всем постояльцам, он называл меня Бутч, а Хоуп Санденс и никому из начальства не выказывал подобающего уважения..
- Мы втроем будем петь старые песни, да?
Крис часто пел для нас так, чтобы его не слышал медперсонал пансиона. Рок-баллады, мелодии из мюзиклов и старых водевилей, песни, которые он учил со своей бабушкой. У него был довольно приятный голос, и он знал все старые хиты. Он мог так виртуозно вальсировать с моей коляской, что у меня начинала кружиться голова, и в его взгляде никогда не проскальзывало то снисхождение, которое непременно можно было увидеть в глазах у таких людей как Морин или Лорэн.
-Спасибо, Крис, это будет приятно, - улыбнувшись, сказала Хоуп, и, чувствуя, что слегка подбодрил нас, он ушел. Хоуп никогда не показывала своего разочарования, но я знала, что она расстраивается. Нет, расстраивалась она не из-за "Экспресса нетерпения", не из-за термосов с теплым чаем или волшебных пирожных и не из-за ощущения сыпучего песка между пальцев или глотка соленого морского воздуха. И даже не из-за того, что нас наказали, словно детей. Да просто не взяли! А из-за того, что у нас украли иллюзию свободы, пароль, пропуск на волю, где был свежий воздух, звуки обычной жизни, где для молодых людей, спешащих по своим делам, был самый обычный летний день. Воздух Мидоубэнк Хоум пах особенным образом: цветочными освежителями, тушеной капустой из школьной столовой и вкрадчивым, запахом талька, исходящим от старых людей, особенно если они в большом количестве живут вместе. Хоуп всегда пользовалась Шанель № 5. Так что, я понимала, что она сейчас чувствует.
С тайным опустошением смотрели мы на хлопоты и сборы, когда наступил, наконец, день отъезда, хотя мы скорее умерли бы, чем показали это. Один за другим, постояльцы вытряхивали свои летние пальто (мода Мидоубэнк Хоум диктовала, что даже в самый жаркий день необходимо одеваться в пальто, шляпы, галстуки и даже перчатки), собирали сумки, носовые платки, зонтики, зубные протезы и другие вещи, необходимые для того, чтобы провести целый день у моря. Миссис Своден, собирая свою сумочку, украдкой взглянула на меня.
-По прогнозу на побережье сегодня двадцать пять градусов, - сказала она, - говорят, просто бархатный сезон!
С тайным опустошением смотрели мы на хлопоты и сборы, когда наступил, наконец, день отъезда, хотя мы скорее умерли бы, чем показали это. Один за другим, постояльцы вытряхивали свои летние пальто (мода Мидоубэнк Хоум диктовала, что даже в самый жаркий день необходимо одеваться в пальто, шляпы, галстуки и даже перчатки), собирали сумки, носовые платки, зонтики, зубные протезы и другие вещи, необходимые для того, чтобы провести целый день у моря. Миссис Своден, собирая свою сумочку, украдкой взглянула на меня.
-По прогнозу на побережье сегодня двадцать пять градусов, - сказала она, - говорят, просто бархатный сезон!
-Как мило, - ответила Хоуп, -но мы с Фэйт не любим, когда слишком жарко, лучше мы останемся и посмотрим телевизор.
Миссис Своден, целыми днями смотрящая шоу Джерри Спрингера и вызывающая тем самым бесконечные возмущения в свой адрес, скрипнула зубами и, сказав: "Наслаждайтесь," - с гордым видом прошествовала к автобусу. Полиш Джон сказал, глядя ей вслед,
-Не слушайте ее. Будет дождь. Я знаю, будет дождь. Когда мы едем к морю, всегда дождь. Но это, в любом случае, лучше, чем еще один день в этом Освенцеме, не так ли?
Проходящий мимо мистер Браун остановился и развернулся, услышав это. Мистер Браун был маленьким, аккуратным, лысым мужчиной, ходил с тростью и любил подтрунивать над Полишом Джоном.
-Вы невежда, - произнес он, - Вы разве не знали, что мой отец погиб в Освенцеме? - Полиш Джон был просто огорошен. Если честно, мы тоже впервые услышали об этом и уставились на мистера Брауна, как на незнакомца, словно миссис Макалистер. Тот кивнул и продолжил
-Да, однажды ночью он напился и упал с караульной башни.
Затем он испарился, оставив Хоуп и меня хохотать до слез, а Полиша Джона кипеть от возмущения, осознавая, что он попался в очередной раз.
-Ну если в этой поездке товарищество на таком уровне, то думаю, мы сможем вынести то, что однажды пропустим ее, - сказала я.
-Согласна с тобой, - ответила Хоуп, - представь, два часа сидеть в автобусе с этими двумя змеями, Морин и Лорэн, да еще с миссис Своден в придачу. Я начинаю верить, что Сартр был прав, когда сказал, что Ад это другие, - иногда Хоуп забывала, что я не так близко знакома с ее французскими коллегами.
Миссис Своден, целыми днями смотрящая шоу Джерри Спрингера и вызывающая тем самым бесконечные возмущения в свой адрес, скрипнула зубами и, сказав: "Наслаждайтесь," - с гордым видом прошествовала к автобусу. Полиш Джон сказал, глядя ей вслед,
-Не слушайте ее. Будет дождь. Я знаю, будет дождь. Когда мы едем к морю, всегда дождь. Но это, в любом случае, лучше, чем еще один день в этом Освенцеме, не так ли?
Проходящий мимо мистер Браун остановился и развернулся, услышав это. Мистер Браун был маленьким, аккуратным, лысым мужчиной, ходил с тростью и любил подтрунивать над Полишом Джоном.
-Вы невежда, - произнес он, - Вы разве не знали, что мой отец погиб в Освенцеме? - Полиш Джон был просто огорошен. Если честно, мы тоже впервые услышали об этом и уставились на мистера Брауна, как на незнакомца, словно миссис Макалистер. Тот кивнул и продолжил
-Да, однажды ночью он напился и упал с караульной башни.
Затем он испарился, оставив Хоуп и меня хохотать до слез, а Полиша Джона кипеть от возмущения, осознавая, что он попался в очередной раз.
-Ну если в этой поездке товарищество на таком уровне, то думаю, мы сможем вынести то, что однажды пропустим ее, - сказала я.
-Согласна с тобой, - ответила Хоуп, - представь, два часа сидеть в автобусе с этими двумя змеями, Морин и Лорэн, да еще с миссис Своден в придачу. Я начинаю верить, что Сартр был прав, когда сказал, что Ад это другие, - иногда Хоуп забывала, что я не так близко знакома с ее французскими коллегами.
Пока все шло неплохо. Но как только компания была готова к отъезду, чувство опустошения начало возвращаться. Оранжевый автобус распахнул двери, и медперсонал взошел на борт: маленькая Хелен, раздраженная Клер, довольная собой Лорэн и, в последнюю очередь раздувшаяся от нескончаемых праздников Морин, выкрикивающая лающим голосом: "Разве это не весело! Разве это не весело!" Из заднего окна маленькая, ссохшаяся миссис Макалистер тоненьким взволнованным голоском попискивала: "До свиданья! До свиданья!" Предполагаю, она думала, что едет домой. Миссис Макалистер всегда думает, что едет домой, возможно поэтому всегда создается ощущение, что на ней надет весь ее гардероб. В этот день я, по крайней мере, увидела на ней три летних пальто - в клетку, коричневое и светло-голубое, и летний плащ с карманами, набитыми запасными туфлями. Это слегка рассмешило меня, но как только автобус тронулся, и под его колесами зашуршал гравий подъездной дорожки, мои глаза наполнились слезами. Я знала, что Хоуп тоже прослезилась.
-Вспомни Сару, - бормотала я, но знала, что в это момент Маленькая принцесса не поможет. И чашка чая тоже не поможет, но я все-таки налила себе из чайника чашечку, и покатила свое кресло в сторону небольшой ниши с окном.
Этот день обещал быть долгим.
Мой чай имел привкус рыбы, так часто бывает, когда он долго стоит в чайнике, и я отставила его в сторону. Хоуп, держась за специальный поручень, подошла ко мне и села рядом. Какое-то время она сидела тихо и пила рыбный чай, подставив лицо лучам утреннего солнца.
-Ну что ж, Фэйт, по крайней мере, мы одни, - сказала она наконец.
Это была правда. В Мидоубэнк Хоум не было своего госпиталя и все, кто лежал в стационаре, находились неподалеку, вниз по дороге в Госпитале всех Святых. Я лежала там однажды, когда у меня был приступ бронхита, а мистер Баннерман каждую неделю ходит туда на осмотр. Но сегодня и мистер Баннерман уехал на море. Мы были одни, если не считать Дэниса за регистрационной стойкой, медбрата Хмурого Гарри и Криса, у которого в отсутствие Морин было столько работы (вымыть окна, поменять лампы в светильниках, прополоть клумбы), что я сомневалась в том, что мы его вообще увидим.
Что касается утра, то я оказалась права. Чай наступил и прошел. На ланч мы без особого аппетита поклевали деревенский пирог. В Мидоубэнк Хоум время в принципе двигалось в другом ритме, но сегодня оно тянулось невыносимо медленно. Обычно днем по телевизору показывали какой-нибудь фильм, но сегодня даже фильм не показывали. Только какая-то тупая вереница людей, подобных миссис Своден, жаловалась на своих родственников в нескончаемом и невыносимом телевизионном шоу. Хоуп старалась изо всех сил, но к двум часам дня ее разговоры иссякли и мы вдвоем сидели в холле, как два бесполезных предмета, желая только одного, чтобы все это побыстрей закончилось, мечтая услышать шуршание гравия под колесами подъезжающего автобуса. Но даже потом, я знала, ничего не закончится, мы должны будем выносить их разговоры о том, что они видели и что они делали. Дни, проведенные вне Мидоубэнк Хоум настолько редки, что каждый из них порождает сплетни и разговоры типа ты-помнишь-в-этот-раз-в-Блэкпуле на ближайшие шесть месяцев. Так что я ощущала почти физическую боль, думая об этом, Хоуп тоже это чувствовала. В какой-то степени она чувствовала это всегда, постоянно сталкиваясь с вещами подобного рода. Необдуманными или намеренными высказываниями типа если-бы-вы-только-могли-это-видеть, предназначенными лишь для того, чтобы подчеркнуть, что она слепа. Я посмотрела в ее сторону и, увидев выражение ее лица, подумала, что она плачет. Но Хоуп никогда не плачет. Я знала это и не издала ни звука. Хоуп отодвинула мою руку в сторону, и я подумала, что возможно я неправа насчет шестого чувства. Мы долго сидели так. Наконец я не выдержала и попросила Унылого Гарри отвезти меня в туалетную комнату.
Когда я вернулась, меня ждал Крис.
-Эй, Буч, - сказал он, и я внезапно почувствовала себя лучше. В Крисе было что-то такое, что всегда улучшало мне настроение. Какое-то сумасбродство, которое притягивает, как бешеный танец. Я помню в детстве на ярмарке был аттракцион в виде гигантских чашек, в которых можно было кружиться вокруг своей оси и по кругу одновременно. Я кружилась там и хохотала, и у меня захватывало дух. Крис вызывал во мне такие же ощущения. Думаю это потому, что он был просто молод, хотя Том не вызывал ничего подобного даже, когда ему было двадцать.
-Эй, Буч, - сказал он, и я внезапно почувствовала себя лучше. В Крисе было что-то такое, что всегда улучшало мне настроение. Какое-то сумасбродство, которое притягивает, как бешеный танец. Я помню в детстве на ярмарке был аттракцион в виде гигантских чашек, в которых можно было кружиться вокруг своей оси и по кругу одновременно. Я кружилась там и хохотала, и у меня захватывало дух. Крис вызывал во мне такие же ощущения. Думаю это потому, что он был просто молод, хотя Том не вызывал ничего подобного даже, когда ему было двадцать.
-Ты закончил свою работу? - спросила я, зная, что Крис очень много работает, и надеясь, что у него все же осталась пара минут для нас.
-Я весь твой, дорогая, - улыбнулся он, обнажив свои зубы, и крутанул мое кресло, вызвав протест Гарри, - я кое-что вам принес, - он сделал Гарри жест рукой, призывающий того покинуть нас, - это секрет, Гарри, так что свали.
Унылый Гарри возмущенно закатил вверх глаза, он был неплохим парнем, конечно, не таким веселым, как Крис, но даже наполовину не таким, как Лорэн, и я увидела, как, закрывая за собой дверь, он улыбается.
Унылый Гарри возмущенно закатил вверх глаза, он был неплохим парнем, конечно, не таким веселым, как Крис, но даже наполовину не таким, как Лорэн, и я увидела, как, закрывая за собой дверь, он улыбается.
-Секрет? - спросила Хоуп с улыбкой.
-Смотри сюда для начала, Бутч, - и бросил мне на колени кипу глянцевых журналов и буклетов. Алгарве, Вест-Индия, Ривьера, Острова Кука, все рассыпалось на моих коленях, лагуны, пляжи, яхты, Спа, огромные деревянные блюда, наполненные ананасами, кокосами, манго и папайей. Когда речь заходит о чтении, Хоуп предпочитает книги, но я всегда питала слабость к журналам. К глянцевым журналам о моде, дизайнерской обуви, пляжных вечеринках и городской жизни. От всего этого великолепия я даже слегка взвизгнула, и Крис засмеялся.
-Это еще не все, - сказал он, - закройте глаза, обе, и не открывайте, пока я не разрешу.
Мы послушались, как дети, на этот раз это было приятно. Несколько минут Крис двигался вокруг нас, и я слышала, как он раскладывает и развешивает предметы. Вспыхнула спичка, раздался звон стекла, шелест бумаги, затем несколько щелчков и звуков, которые я не смогла распознать. Наконец, он откатил мое кресло к окну, и через минуту я услышала, как он волочет кресло Хоуп, чтобы поставить его рядом с моим. Тепло с улицы коснулось моих волос, я почувствовала свежий воздух и услышала отдаленное жужжание пчел.
Мы послушались, как дети, на этот раз это было приятно. Несколько минут Крис двигался вокруг нас, и я слышала, как он раскладывает и развешивает предметы. Вспыхнула спичка, раздался звон стекла, шелест бумаги, затем несколько щелчков и звуков, которые я не смогла распознать. Наконец, он откатил мое кресло к окну, и через минуту я услышала, как он волочет кресло Хоуп, чтобы поставить его рядом с моим. Тепло с улицы коснулось моих волос, я почувствовала свежий воздух и услышала отдаленное жужжание пчел.
-Ок, дамы, - сказал Крис, -можете открывать.
Мы сидели в нише спиной к окну, послеполуденное солнце освещало наш холл, превращая комнату в шоу магических фонарей. Я повернула голову и увидела, что в нише Крис развесил несколько хрустальных подвесок с люстры из холла так, что они преломляли свет и разноцветные блики плясали на обоях. Несколько плакатов были прикреплены к стенам, что абсолютно противоречило правилам Мидоубэнк Хоум. Белые домики под пурпурными небесами, острова, сфотографированные с высоты птичьего полета, напоминали развивающиеся юбки танцовщиц фламенко, красивые молодые парни с голыми торсами по пояс утопали в лозах зеленого винограда. Я даже расхохоталась от такого абсурда. Крис зажег свечи в стеклянных стаканчиках, расставленных по бокам на полу (еще одно вопиющее нарушение правил!), на которых я смогла прочитать незнакомое слово Диптик, и от которых исходил слабый рассеянный аромат.
-Это чабрец, не так ли? - сказала Хоуп, - дикий лиловый чабрец, который рос в нашем доме в Изэ. Каждое наше лето было наполнено этим запахом. О Кристофер, где ты его нашел?!
Крис усмехнулся.
-Я думаю, сегодня мы с вами могли бы слетать к морю. В Италии слишком жарко в августе, на Ривьере слишком многолюдно. Прованс? Слишком по-британски. Флорида? Слишком по-американски. Думаю, что вместо этого мы могли бы представить большую дюну в Аркашоне с длинным белым склоном, посидеть в тени огромной сосны и послушать сверчков и шум прибоя. Вы слышите? Слышите как шумит море? - и тут я действительно услышала. Мягкое шипение воды с хрипловатым перекатыванием камней. Где-то на заднем фоне стрекотали сверчки, а над головой шумел ветер.
Гипноз? Нет. Я видела Резидентский холл, кассету крутящуюся в магнитофоне, из двух больших колонок лился звук. Крис снова улыбнулся:
-Нравится? - я кивнула, лишенная дара речи.
-Нравится? - я кивнула, лишенная дара речи.
-А это лаванда, - мечтательно произнесла Хоуп. - голубая лаванда, мы зашивали ее в подушки. И трава, свежескошенная трава! И созревший инжир!
Это были свечи. Обоняние Хоуп было гораздо чувствительнее моего, и я едва могла распознать все эти запахи. Однако, я могла слышать море, шум сосен и щебетание птиц в жаркой голубизне неба, точь в точь как на моих буклетах. А Крис, стоя на коленях, снял с ног Хоуп туфли, а с моих рационально-коричневые тапочки Мидоубэнк Хоум, и запульнул их в дальний угол комнаты (очередное нарушение правил!). Затем ушел и вернулся с квадратной ванночкой воды, которая неумолимо выплескивалася через искривленные края, и поставил ее у ног Хоуп. -Боюсь, что Атлантика слегка прохладна в это время года, - предупредил он, и, посмотрев вниз, я увидела, что ванночка наполнена не только водой, но и камушками, гладкими, круглыми голышами, которые можно найти только на пляже. Босые старые стопы Хоуп погрузились в воду, и ее лицо осветилось внезапным удовольствием.
-О! - произнесла она, затаив дыхание, и на щеках проступил румянец.
Это были свечи. Обоняние Хоуп было гораздо чувствительнее моего, и я едва могла распознать все эти запахи. Однако, я могла слышать море, шум сосен и щебетание птиц в жаркой голубизне неба, точь в точь как на моих буклетах. А Крис, стоя на коленях, снял с ног Хоуп туфли, а с моих рационально-коричневые тапочки Мидоубэнк Хоум, и запульнул их в дальний угол комнаты (очередное нарушение правил!). Затем ушел и вернулся с квадратной ванночкой воды, которая неумолимо выплескивалася через искривленные края, и поставил ее у ног Хоуп. -Боюсь, что Атлантика слегка прохладна в это время года, - предупредил он, и, посмотрев вниз, я увидела, что ванночка наполнена не только водой, но и камушками, гладкими, круглыми голышами, которые можно найти только на пляже. Босые старые стопы Хоуп погрузились в воду, и ее лицо осветилось внезапным удовольствием.
-О! - произнесла она, затаив дыхание, и на щеках проступил румянец.
Крис улыбнулся мне, пытаясь загладить упущение.
-Не волнуйся, Бутч, любовь моя, я не забыл про тебя, - сказал он мне, и опять отвернулся. Вторая ванночка была наполнена песком. Мягким, сухим, мелким песком, который щекотал мне пальцы и издавал легкое поскрипывание под моими подошвами. Очень деликатно я закопала в него свои стопы - я могла двигать ими слегка, хотя и не могла танцевать ночи напролет - и вернулась в свое детство, когда мне было пять лет, когда пляж в Блэкпул был на двадцать километров длиннее, а сладкая вата была похожа на облака.
-Не волнуйся, Бутч, любовь моя, я не забыл про тебя, - сказал он мне, и опять отвернулся. Вторая ванночка была наполнена песком. Мягким, сухим, мелким песком, который щекотал мне пальцы и издавал легкое поскрипывание под моими подошвами. Очень деликатно я закопала в него свои стопы - я могла двигать ими слегка, хотя и не могла танцевать ночи напролет - и вернулась в свое детство, когда мне было пять лет, когда пляж в Блэкпул был на двадцать километров длиннее, а сладкая вата была похожа на облака.
-Вы, конечно, не слишком голодны после ланча, - продолжил Крис, - но думаю, что попробуете это в любом случае, - и из магического угла Резидентного холла, откуда только что волшебным образом появлялись ванночки, он вынес поднос.
-Шампанское с икрой мне не по карману, но я очень старался.
-Шампанское с икрой мне не по карману, но я очень старался.
На подносе лежали канапе с оливками и сливочным сыром, с тонкими ломтиками семги и пимиенто, шоколадный торт, манговый щербет и клубника со сливками, коктейль из виски, льда и лимонного сока с сахаром - определенно против правил - но главное, там не было ни тунца, ни яиц, ни розовых пирожных.
Не могу сказать, что я была голодна, но мы с Хоуп съели все до последнего крекера. Затем Крис открыл пианино, а мы даже не знали, что он играет! Все вместе мы стали петь наши старые любимые песни "Восемнадцатилетний чемпион" и "Помнишь нашу последнюю ночь", Крис и Хоуп пели "Нет, я ни о чем не жалею" Эдит Пиаф. Мы с Хоуп настолько вымотались, что уснули, слушая, как поет Крис. Когда мы проснулись, ничего уже не было. Пустой поднос был убран, ванночки с водой, песком и галькой тоже, плакаты сняты со стен, а подвески снова болтались на люстре. Только кассета все еще играла, наверное, Крис перевернул ее, пока мы спали. Хотя свечей уже не было, но в воздухе все равно витал аромат травы, инжира, лаванды и чабреца, заглушая запах Мидоубэнк Хоум, а когда я поднялась в свою комнату, все мои буклеты были аккуратно сложены на книжной полке, а сверху лежала записочка от Криса "С возвращением".
Я вернулась в холл как раз в тот момент, когда автобус въезжал на подъездную дорожку. Хоуп тоже услышала и, аккуратно вытащив кассету из магнитофона, положила ее в карман своего платья. Никто из нас не сказал ни слова, мы держались за руки и улыбались друг другу, мы ждали возвращения своих друзей: Полиша Джона и миссис Макалистер, мистера Баннермана и мистера Брауна и даже несчастной миссис Своден, потерявшей на пляже свой кружевной платок, набравшей полные туфли песка и едва не получившей инфаркт от ужасного солнца. Все это, по ее словам, было так отвратительно, и никто не знает, как она страдала. Если бы она знала...
Никто среди этого беспорядка не заметил, что в наших туфлях тоже был песок, и что мы только слегка пощипали наш "праздничный ужин", (подавали котлеты), разве что только Унылый Гарри, но он все равно никому не скажет. И никого не волновало, почему мы так рано ушли спать, Хоуп, чтобы вдыхать аромат свечей, которые Крис расставил на ее прикроватной тумбочке, а я читать свои буклеты и мечтать об апельсиновых рощах, клубничном дайкири, о скачках и яхтах. Я подумала, что на следующей неделе мы могли бы отправиться в Грецию или на Багамы, в Австрию, Нью-Йорк или Париж. Если Том может путешествовать, то и мы можем. Тем более, Хоуп всегда говорит, что путешествия расширяют кругозор.
Комментариев нет:
Отправить комментарий